На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
"Полечю - рече - зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце,
утру князю кровавыя его раны

на жестоцемъ его теле".

Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
"О ветре, ветрило!
Чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хиновьскыя стрелкы

на своею нетрудною крилцю

на моея лады вои?

Мало ли ти бяшетъ горе подъ облакы веяти,

лелеючи корабли на сине море?

Чему, господине, мое веселие

по ковылию развея?"

Ярославна рано плачеть

Путивлю городу на забороле, аркучи:

"О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы

сквозе землю Половецкую.

Ты лелеял еси на себе Святославли носады

до плъку Кобякова.

Възлелей, господине, мою ладу къ мне,
а быхъ не слала къ нему слезъ

на море рано".

Ярославна рано плачетъ

въ Путивле на забрале, аркучи:

"Светлое и тресветлое слънце!
Всемъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю

на ладе вои?

Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже,

тугою имъ тули затче?"